Екатерина II, Германия и немцы - Клаус Шарф

В тексте говорится о ряде мер на случай смерти императрицы. По всей вероятности, он предназначался узкому кругу доверенных лиц из непосредственного придворного окружения, так как на нем отсутствует имя адресата. Первым пунктом Екатерина определяла место своего захоронения: в зависимости от места своей смерти, завещая похоронить себя на любом из ближайших православных кладбищ. Руководствоваться в данном случае следовало, таким образом, прежде всего практическими соображениями, в тексте ни словом не упоминался мавзолей. Вторым пунктом императрица распорядилась о простоте траурной церемонии. Третьим пунктом она завещала свою библиотеку вместе со всеми бумагами и коллекцией камей внуку Александру. В четвертом пункте сообщалось, что копия завещания хранится «в таком верном месте, что чрез долго или коротко нанесет стыд и посрамление неисполнителям сей моей воле». В пятом пункте императрица объявляла о своем намерении посадить Константина на престол Восточной империи. В шестом и последнем пункте сказано о том, что интересует нас в данном случае больше всего: «Для благо Империи Российской и Греческой советую отдалить от дел и советов оных Империи Принцов Виртемберхских и с ними знатся как возможно менее, равномерно отдалить от советов обоих пол немцов». Однако подводные камни могут скрываться даже в таком, казалось бы, простом тексте. Все дело в двояком значении глагола «отдалить». Слово «отдалить» можно понять здесь и как «удалить», и как «держать на отдалении». Первое значение предполагает чье-то изначальное присутствие, второе оставляет открытым возможность присутствия кого-либо или его появления. Поскольку в то время восточной, Греческой, империи – если иметь в виду интронизацию Константина, российскую секундогенитуру в православной столице Константинополе, – еще не существовало, да так и не возникло впоследствии, то нужно принять именно второе значение.

В документе нет прямого упоминания имен наследника престола Павла и Марии Федоровны. Из этого можно заключить, что последним волеизъявлением Екатерины для них не предусматривалось сколько-нибудь значительной роли после ее смерти. Это предположение подтверждается тем, что она благословляла «умом и сердцом» не кого-нибудь, а внука Александра. Когда тот стал императором по манифесту от 12 марта 1801 года, после того как накануне ночью был убит его отец, он в самом деле возвел «законы» и «сердце» своей бабки Екатерины в ранг ведущих принципов своего правления[962]. В силу этого можно предположить, что это «завещание» указывает на вторую, не дошедшую до нас или даже не изложенную письменно редакцию этого документа, которая должна была бы обеспечить исполнение ее воли, предупреждая о «стыде и посрамлении» всех, кто рискнет нарушить ее. Вряд ли императрица стала бы угрожать наказанием за нарушение предписаний, касавшихся ее захоронения и траурных ритуалов: в этих фрагментах подчеркивается скорее стремление к достойной простоте. И это служит еще одним подтверждением тому, что первоочередной целью «завещания» было назначение наследником престола Александра вместо Павла. Так и поняли его архивариусы, хранившие эту бумагу вместе с секретными документами о государственном перевороте 1762 года.

Для проверки этой гипотезы требуется определить дату написания документа. 28 апреля 1792 года внимательный секретарь Екатерины Храповицкий нашел бумагу на столике в спальне императрицы. Он прочел ее, не успев переписать, но пересказал в своем дневнике ее содержание, отметив: «…когда же писано, не известно»[963]. Однако даже при отсутствии даты нет оснований сомневаться в том, что «завещание» было написано непосредственно перед тем, как его обнаружил Храповицкий, во всяком случае – в апреле 1792 года.

Взгляд на биографические и политические события той поры помогает понять, что могло бы побудить Екатерину весной 1792 года отказать Павлу в праве на престол. Она чувствовала себя больной и постаревшей и усиленно размышляла о своем месте в истории. Осенью 1791 года умер Потемкин, 1 марта (н. ст.) 1792 года – император Леопольд II, 29 марта (н. ст.) того же года от последствий покушения скончался король Швеции Густав III; ходили слухи, что вскоре и Екатерину ожидает смерть от руки иностранного агента. Сильно хворал Александр Алексеевич Вяземский, генерал-прокурор, с 1764 года стоявший во главе всей системы управления; новый и последний фаворит императрицы Платон Александрович Зубов обрел неслыханное могущество, нарушив соотношение сил между придворными партиями. В Польше и России Екатерине виделись революционные брожения, вызванные событиями во Франции, а в тот самый день, когда Храповицкий прочел ее «завещание», императрица получила известие о войне, объявленной Австрии Францией: выступление русской армии в Польшу было назначено на 10 мая; шло распределение обязанностей Вяземского между другими чиновниками. Мало того, 13 апреля, воспользовавшись надуманным предлогом, она отдала распоряжение о применении полицейских санкций к московским розенкрейцерам из новиковского окружения. После многочисленных обысков и допросов издателя арестовали, и все указывало на то, что великий князь Павел Петрович уже давно находился в руках прусских розенкрейцеров[964]. Однако решение Екатерины о лишении Павла прав на престол, несмотря на то что в апреле 1792 года набралось достаточно поводов для этого, зрело со времен их конфликта конца 1786 – начала 1787 года. К тому же уже с 1790 года через Николая Румянцева императрица втайне занималась устройством брака Александра – задолго до его совершеннолетия[965].

Все это проясняет, почему Екатерина сочла нужным упомянуть в своем завещании «виртемберхских принцов» и «обоих пол немцов». В апреле 1792 года они не представляли непосредственной опасности. После смерти брата Карла служить в России остался лишь Александр. Людвиг, которого в интересах своей «семьи» хотела видеть польским королем Изабелла Чарторыйская, супруга Адама Чарторыйского, находился в Польше, готовясь предать дворянскую республику ее могущественным противникам. Наследный принц Фридрих, справедливо считавший Екатерину своим ярым врагом, пребывал в Людвигсбурге, дожидаясь поста при вюртембергском дворе или имперской должности и, в конечном счете, своей очереди на штутгартский престол. Поэтому на пути к возведению на престол несовершеннолетнего Александра стояли лишь законный наследник престола Павел Петрович и Мария Федоровна. И если императрица уже давно не допускала вмешательства сына в дела управления государством, то в документе она распоряжалась о дальнейшей изоляции супругов. В первую очередь ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы они получили военную поддержку от братьев великой княгини, как когда-то Петр III – от своих голштинцев.